I
На Ивана Купала
сойду, обнаженный, в реку
и тебя за собою
сведу босиком по суглинку,
и заклятное слово
над вязкой водою реку,
и лицо окуну
в отражение лунного лика…
Я по крови – язычник.
Мне ведом заветный язык.
Я его не таю,
но никто его слова не слышит –
только ветер колышет
зеленые плети камышин,
да железный архангел
под звездами пробует зык,
точно реку
за полосу принял
и просит посадки…
Только нам
не до труб его –
мы этих струй не покинем…
Но стихает камыш,
настороженно смолкли русалки,
и тревожны глаза
у печальной моей берегини.
II
Звезда золотая упала
и смеркла неведомо где…
Мы в ночь на Ивана Купала
сошли вереницей к воде.
Над резким откосом без чада,
светло полыхали костры.
Был истинный смысл обряда
от нашего знания скрыт,
уставы привычных приличий
на теле оставили ткань,
но давний обычай язычий
сдвигал заповедную грань…
Извечные тайные соки
бродили в земной глубине,
и девочка в темной протоке
русалкой привиделась мне.
Минуя корявое лихо,
глядящее топляком,
я плыл за русалкою тихо,
неведомой силой влеком.
И волны от нас растекались,
качание ширя свое,
и ветви ракит колыхались,
подобные прядям ее…
А после она их чесала
простым гребешком у огня
и долго украдкой бросала
испуганный взгляд на меня,
и взглядом ответным смутилась,
во тьму отвернула лицо…
И солнышком прокатилось
горящее колесо!