 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
Кирилл и Мефодия (о книге Вадима Осипова и Нины Ягодинцевой "Азбука жизни")  ИРИЛЛ И МЕФОДИЯУральские поэты Вадим Осипов и Нина Ягодинцева составили и издали собственную «Азбуку жизни» Если верить авторам этой книжки, зародилась она почти что случайно. Переписывались, как это нынче водится, по электронке, стихами обменивались. И, когда обнаружили, что нередко пишут на одну и ту же тему, решили: давай сведем эти стихи под одной обложкой. В результате, мол, и появилась на свет «Азбука жизни». Будь оба этих автора мужчинами, по обычаям нынешнего циничного времени над новоявленными Кириллом и Мефодием можно было бы изрядно поиронизировать. Здесь, однако, случай иной: екатеринбуржец Вадим Осипов и (ведь не скажешь «челябинка») живущая в Челябинске Нина Ягодинцева представляют читателю не просто свои стихи, но мужской и женский взгляды на мир – или, как гласит аннотация, сопоставляют «поэтические отражения основных понятий бытия». К таковым, судя по итоговому перечню, относятся почти девять десятков слов или словосочетаний, каждому из которых досталось по книжному развороту. И, соответственно, на каждом из этих разворотов – по два стихотворения, обозначенные вензелями аббревиатур, сложенных из имен и фамилий. Поэты предупреждают: «наша «Азбука» следует не привычному алфавиту, а логике творческого познания». Такое соединение литературы и целенаправленного действия заставляет вспомнить о перформансе – жанре, отнюдь не обычном для традиционной поэтической школы, к которой имеют честь принадлежать авторы, издавшие уже не по одной собственной книге. Слегка походила на него и презентация сборника писательскому сообществу Екатеринбурга, когда Нина и Вадим оглашали некоторые из стихотворных пар. То же самое чтение навеяло и другое – на мой взгляд, более органичное, чем с азбукой, сравнение. Авторы напомнили собой певческий дуэт, в котором голоса каждого из исполнителей то звучат в унисон, то, расходясь, должны рождать гармоничные созвучия. А выстроить их куда более сложно, нежели солировать под аккомпанемент собственного пульса… Партия и впрямь у каждого из авторов своя. Если мужчина остается с зеркалом наедине, то женщина, вставая перед стеклом со свечою, проникает взором на ту сторону: «Там дитя увидеть пытается:/ Что за свет во поле скитается?» Если мужская душа, ожесточившись, прямолинейно рвется навстречу любви и надежде, то женская – упоенная талым снегом река, которая катит ладонями донные камушки и, щебеча скороговорками на галечных мелях, тоже бежит, но – к безграничному морю и высоким радугам в синей высоте. Если мужчина, давая имя всему, что есть в округе, просто хочет обозначить приметы и предметы летнего тепла, то «брошенному вдруг» слову женщины отвечает песенка синицы, «И взгляду – молния во тьме,/ И вдоху – выдох урагана…» И женщина хочет знать: «…Сквозь каменное забытьё/ На имя тихое моё/ Какая вскинется стихия?». Судьба мужчины – сугубо земные дедова изба, «Кочерга в ленивой саже,/ Стол в исписанных листах,/ Фортепианные пассажи/ И налаженный верстак…». У женщины – космическая Книга Судеб, где «Склоняется небо, как чаша смертельной отравы,/ И тёмною влагой питается зреющий хлеб…» Главная черта мужчины, рисующего автопортрет – хоть и слегка убавленная самоиронией, но все-таки гордыня: «…Я, как Янус, обращен/ В предстоящее величье…». Лейтмотив женщины – смирение: «Ты красавица? – о, нет! Ты счастливая? – да полно!..». Мужская исповедь – языческое приземление: «…Проплывут слова болотами/ И развеются как дым…». Женская – попытка христианского возвышения: «Скажи мне, Господи, что светит –/ Неужто снег, обычный снег…?». Отдохнувшее в бане или даже утонувшее в водке мужское тело – вместилище болящей и горящей души, что все-таки входит в него, когда тому одиноко. Женские душа и плоть – постоянно в неслиянном единстве: «…Одна вослед, закрыв глаза, поёт,/ Другая наземь падает и плачет…». Снова предельно предметны для мужчины языки любви: «Клей листьев молодых и влага поцелуя,/ Мгновенное касание волос…». И снова духовны – для женщины: «…Как спасительно и надежно ты держишь душу!». И даже мужская любовь к Родине сугубо телесна: «Как я на тебя ложусь,/ А ты говоришь: «Легко…»,/ Так же легло на Русь/ Снежное молоко…». В конечном итоге плотское перехлестывает всякие рамки, когда уже и не понять, с кем сближается поэт – не с самой ли Россией: «…Так же срывая стон,…/ Бьется в снегу густом/ Близкая мне страна…». Отдать всего себя и отдаться – в современном языке это ведь не одно и то же. И Блок, называя Русь женой, имел в виду совсем не это. К счастью, женщина-соавтор, обращаясь к Родине, остается верна поэтическому вкусу и традиции: «В печали ты ясна – я повторяю это/ Как заклинанье – вслух, и вся печаль во мне/ Восходит, словно свет, а то, что прежде света,/ Жемчужным холодком покоится на дне…». И Россия для нее – любовь и ужас воедино: «Пред вечной чистотой твоей/ Смолкает в жилах кровь…». А вот уже, наверное, и унисон о черновиках, когда для различения голосов читателю могут потребоваться те самые аббревиатуры. «…Бесконечно листаю тетрадь,/ Не желая хоть капельку света/ Меж зачеркнутых строк потерять…». И «…это благо, что не можешь/ Себе наметить ту черту,/ С которой вечность потревожишь,/ А сам отступишь – в темноту…». А вот издалека пробиваются и гармонические обертоны. «Слава Богу, что опять их количество нечетно…», – радуется у Вадима цветочница, когда этот нечет выказывает радостный повод, по которому у нее покупают букет. А у Нины она «как смерть, наивна и юна» в своем киоске-аквариуме, по стеклу которого, несмотря на стоящую за ним зиму, распластались, как плавники странных рыб, лепестки «самых нежных хризантем». Созвучно и ощущение разлуки. Хотя мужчина, чувствуя, как «стекленеет вода на осенней земле», заклинает: «Не хочу, чтобы ты уезжала!..». А женщина, отпуская любимого, снежною стаей летит следом за ним: «…Куда б ни направился ты,/ Сиреневым утренним снегом/ Твои заметая следы...». Однако читатель и сам может вдоволь поупражнять свой музыкальный слух в поисках созвучий и диссонансов, с которыми этот поэтический дуэт столь неожиданно и, пожалуй, совершенно беззащитно вышел на нашу литературную сцену. И столь же плодотворно – подумать о том жизнеутверждающем единстве, которое дарует миру разделение человечества на мужчин и женщин. Андрей РАСТОРГУЕВ. Вадим Осипов, Нина Ягодинцева. Азбука жизни: мужчина и женщина. – Екатеринбург, изд-во «Старт», 2005. Тираж 2000. 18,12.2005 |
