 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
На единой волне (о работе над переводами стихов Альберта Ванеева)  А ЕДИНОЙ ВОЛНЕУ автора и переводчика должна быть одна группа крови, считал народный поэт РК Альберт Ванеев За несколько лет нашей совместной с народным поэтом Республики Коми Альбертом Ванеевым работы мне как-то не пришло в голову спросить, какая у него группа крови. Ведь, утверждая, что группа эта у автора и переводчика должна быть одна и та же, он имел в виду отнюдь не биологическое совпадение. Точно так же, честно говоря, не имело для меня принципиального значения и то, что Альберт Егорович – коми. Конечно, родные для него картины, звуки, запахи Удоры, Мезени, всего Коми края были значимы. И все-таки главное, что интересовало меня в его стихах – сам поэт, его чувства, испытанные в других временных и географических обстоятельствах, но так часто совпадающие с теми, что пережил я и, очевидно, множество других людей… Началось, однако, с обычной пробы. Вручив подстрочники семи стихов, Альберт Егорович хотел испытать меня, а я, приняв их – проверить собственные силы. Некоторый опыт у меня имелся: еще в 80-е, учась в Уральском университете, переводил с немецкого языка тексты некоторых актуальных в то время молодежных песен. Но, во-первых, то было давно, во-вторых – немцы спросить с меня за качество не могли, а тут как-никак живой классик. Когда результат этой пробы в 1997 году увидел свет в альманахе «Белый бор», мы уже вовсю работали над «Северными сонетами». Изданные в 80-е годы «Войвывса сонетъяс» грозили нарушить заведенную самим Альбертом Егоровичем традицию, по которой каждая его новая книга через несколько лет выходила в свет уже на русском языке, в переводах, в основном, московских и питерских поэтов. В работе этой отлаженной переводческой машины, которая, безусловно, была частью огромного финансируемого государством механизма, дававшего многим национальным писателям выход на весь Советский Союз, некоторые видят признак особого положения Ванеева – мол, сумел в свое время попасть в фавор к этому самому государству. И все-таки, если судить по отдельным высказываниям поэта, его отношения с чиновниками были отнюдь не безоблачными. В той же традиции, на мой взгляд, вполне можно увидеть и серьезное, классически профессиональное отношение поэта к собственной литературной работе. «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать…» Да и доброй известности Коми края от этого прибыток был немалый. К сожалению, исправное действие этого механизма отнюдь не гарантировало качества переводов. Для иных столичных литераторов он служил обычной кормушкой: случалось даже, что, взяв в издательстве заказ, они раздавали подстрочники так называемым «неграм», которым было абсолютно, как говорят нынче, по барабану, представителя какого народа они переводят. Так что Альберт Егорович, по его словам, вынужден был строго контролировать продукцию. Откровенную халтуру по возможности удавалось отсечь, но третий сорт, судя по некоторым сборникам, случалось, все-таки проходил в печать. Когда «Войвывса сонетъяс» увидели свет отдельной книгой, этот механизм вместе со всем Советским Союзом уже начал распадаться. Цикл сонетов «Орбита солнца» к тому времени был уже переведен Геннадием Фроловым, венок сонетов «Деревенька моя» Алексеем Смольниковым – и все. Несколько сонетов перевела ленинградский поэт Лариса Никольская, но ее кончина эту работу прервала. Поиски новых переводчиков успехом не увенчались: по словам Альберта Егоровича, он посылал подстрочники нескольким поэтам, но «сонетчиком» может быть далеко не каждый… Так что перевод тех семи стихов имел более далекий прицел. И, удовлетворившись результатом, Альберт Егорович передал мне первую дюжину (даже, если не ошибаюсь, чертову) сонетов вместе с ксерокопией энциклопедической статьи «Сонет». Как-никак форма требует классического для русского сонета пяти- и шестистопного ямба и определенного порядка рифм, а я до той поры собственные стихи в эту форму никогда не укладывал. Правда, сам автор предоставил переводчику некоторую свободу, позволив менять количество слогов в строке и использовать разные варианты рифмовки. И, когда впоследствии очертания новой книги уже начали вырисовываться, этой свободы, на мой взгляд, оказалось вполне достаточно, чтобы избежать монотонности. Хотя пара сонетов все-таки легла на другой размер и увидела свет именно в таком виде… То ли сам Альберт Егорович так их подобрал, то ли на свежую руку переводы особенно удались, однако те первые сонеты, на мой взгляд, остаются в числе самых лучших. При этом – по словам самого Ванеева, случайно – в первой подборке оказались два сонета, ранее уже переведенные Ларисой Никольской. Так что испытание оказалось еще и соревнованием, судить об исходе которого читатель может сам по книге «Северные сонеты», сравнив переводы, опубликованные на страницах 17 и 39, 68 и 103: «Когда Печора медленно и трудно…» и «Когда прохладная весна придет…», «Изменчивая жизнь полна мелодий…» и «Своя мелодия у каждой есть поры…» А потом началась в полном смысле слова работа. Альберт Егорович делал подстрочники и выдавал «урок»: тридцать, потом пятьдесят сонетов… С осени до весны, с весны до осени – и так, по-моему, два с половиной года. В общей сложности, если не ошибаюсь, около 120 сонетов. Без договора, без аванса и вообще без всякой надежды на какое-либо денежное возмещение потраченного времени и души. Что же двигало? Пожалуй, стремление и одновременно внутреннее обязательство завершить начатую работу. Да еще радость открывать для себя настоящего поэта, которого до той поры заслоняли прежние, далеко не всегда удачные переводы и разного рода официозные звания. Да плюс к тому – радость ощущать, как подстрочник, зацепивший тебя свежим и глубоким поэтическим образом и, если не присвоенный, то усвоенный тобой, сохраняя черты автора и в то же время приобретая твои, становится стихом. То самое сотворчество и соперничество, которым большинство из тех, кто знает в этом толк, и считают работу переводчика. Положа руку на сердце, признаюсь: в конце концов на ум начала приходить и фраза Бориса Пастернака: «Ах, восточные переводы, как болит от вас голова…» С головой было все в порядке, однако на собственные стихи времени и сил доставало далеко не всегда. Хотя, с другой стороны, как и предрекал Альберт Егорович, я настолько сжился с сонетами, что и сам начал писать их. Да и других уроков виртуозного владения стихотворной формой он преподал немало. Впрочем, эти уроки были уже потом, после сонетов. Не давая расслабиться, автор почти сразу же озадачил меня новыми подборками – на сей раз из книг «Еджыд эрдъяса му» и «Гыяс», вышедших, соответственно, в 1993 и 1999 годах. Большинство из почти 90 стихотворений и более чем сотни миниатюр, объединенных заглавием «Капли росы», подстрочники которых Альберт Егорович успел сделать, а я перевести к весне 2002 года, еще дожидаются публикации… И многие из них ясно показывают, что в конце своей жизни поэт был далеко не только экспериментатором в области формы стиха, не только, ностальгируя о детстве, рано ушедшей матери и родной Мезени, философски созерцал происходящее, но и ярко сопереживал всему, что происходило в эти годы с нашим общим большим Отечеством. Знакомство с отнюдь не часто издаваемыми книгами об искусстве художественного, литературного перевода убеждает: единых, пригодных на все случаи жизни канонов в этом искусстве не существует. Известный переводчик средневековой немецкой литературы Лев Гинзбург, к примеру, считал непременным условием хорошее знание языка оригинала. Однако в реальности, особенно в случае с коми и языками других российских народов, выполнить это условие весьма трудно, практически невозможно. Напрямую с коми начинал переводить стихи Александра Лужикова Дмитрий Фролов, однако эти опыты, опубликованные в том же альманахе «Белый бор» в 1997 году, из-за его раннего ухода не получили развития. Шанс качественно продолжить эти попытки из живущих ныне поэтов Республики Коми имеет, наверное, разве что Игорь Вавилов. Так что подстрочник, видимо, еще долго будет служить необходимым посредником между коми поэтами и их переводчиками. И отвечать за адекватность этого подстрочника придется самим авторам. Именно так – сам готовя подстрочники собственных стихов – работает сейчас с Александром Суворовым Владимир Тимин. Именно так работал со мной Альберт Ванеев, сам при этом в совершенстве зная русскую речь, но считая, что писать хорошие русские стихи может лишь человек, вобравший ее с молоком матери. А я, в свою очередь, работая над переводами, в меру своих небольших познаний в коми языке все-таки пытался заглядывать и в оригинал. Хотя, разумеется, о степени конечного созвучия могу судить лишь по реакции аудитории, перед которой мы с Альбертом Егоровичем пару раз последовательно зачитывали коми и русский варианты сонетов, да по изредка доходящим через вторые руки отзывам коми людей, могущих со знанием дела сравнить оригинал и перевод. Публичной же литературной критики в нашей республике практически не существует – во всяком случае, «Северные сонеты», как и многие другие выходящие в Коми издательстве книги, ее до сих пор не удостоились. Так или иначе, а лично для меня непреложным принципом является убеждение, что продукт перевода, по возможности более полно сохраняя особенности оригинала, национальный колорит, должен быть фактом русской литературы, исполненным на уровне ее самых высоких достижений. Только так читатель может ощутить и по достоинству оценить исходное произведение. А по уровню поэтического дара, на мой взгляд, Альберт Ванеев действительно достоин быть включенным в число лучших поэтов России XX века от Москвы до самых до окраин. Андрей РАСТОРГУЕВ, поэт, член Союза писателей России. (К выступлению на научно-практической конференции, посвященной жизни и творчеству А.Е.Ванеева, в центральной библиотеке Удорского района Республики Коми (с.Кослан)) 25,04.2003 |
