Чёрная и золотая (о литературном альманахе "Молодой Петербург")

ЁРНАЯ И ЗОЛОТАЯ

Литературный альманах «Молодой Петербург» преодолевает оковы застаревшего питерского мифа

Даже после неоднократных командировок и зимы, одиноко прожитой когда-то в нём, этот город в согласии с традиционным петербургским мифом оставался для меня по большей части каменным и холодным. Но во время международного поэтического фестиваля «Полилог», который прошёл на брегах Невы осенью 2012 года, количество, видимо, всё-таки перешло в качество.

Знаком этого перехода, добавившись к нескольким предшествующим встречам, стала реплика питерского собрата по перу. В ответ на «арию» московского гостя, который просто высказал своё мнение о нынешней ситуации в отечественной поэзии, он заявил: «Вот, московские всегда поучают…»

Программа-максимум

До боли знакомая провинциальная настороженность к москвичам, даже в первом поколении, недавно перебравшемся в метрополию, сначала резанула. А потом город вдруг потеплел и смягчился. И оказался не дальней второй столицей, а просто нормальным российским городом, где немалое число людей точно так же пытается выжить не только физически, но и духовно, понять, на что опереться, от чего оттолкнуться, чему противостоять.

Так что два выпуска альманаха «Молодой Петербург» – за 2009 и 2010-2011 годы, которые под фестивальный занавес любезно вручил его главный редактор и руководитель одноимённого литературного общества поэт Алексей Ахматов, что называется, легли на подготовленную почву. Однако погружение в них, помимо картины питерского литературного процесса, открыло и весьма существенную особенность. Если альманахи и сборники, которые время от времени издают по стране большинство литературных объединений и клубов, обычно сосредотачивают внимание читателя на стихах и прозе их участников, то «МП» сделал акцент на критике.

Считая альманах главным доказательством жизнеспособности своего общества, Ахматов в первом выпуске тоже заявил задачей «показать, чего стоим сами». Но при этом подчеркнул уникальность нового издания: «…нет у нас ни одного альманаха, где наряду с подборками стихов обсуждались частные случаи стихосложения, где бы освещались книги начинающих и маститых авторов, велась полемика вокруг поэтических акций и рассказывалось бы о различных литературных явлениях…» А признав готовность «печатать любой интересный литературный материал», тут же определил ограничения: «на этих страницах… нет ненормативной лексики, глумления над формой и смыслом, либо даётся оценка этим явлениям…»

Воспринимать оба томика – объём и твёрдая обложка вполне позволяют использовать это слово – как единое целое позволяет не только возможность прочесть их один за другим, но и явное намерение редколлегии следовать заявленной программе и дальше. Через два года, во втором выпуске главный редактор продолжил обоснование: «…литература сейчас – на родной земле, словно в эмиграции… многие молодые поэты, рожденные в перестроечные времена, даже не в состоянии понять, в какую бездну летят наши культура, история, самосознание нации, в конце концов… Человек слаб. Без внешних ограничений, правил, норм, морали и цензуры он зачастую не способен двигаться вверх самостоятельно, в то время как вниз – сколько угодно…»

Слово «цензура» в этом ряду как минимум требует уточнений: отечественная политическая история уже достаточно показала, что, например, государственный механизм цензуры постоянно выходит за рамки самых малых ограничений. Даже нынешний конституционный запрет ему, похоже, не помеха. Но в целом справедливость ахматовских замечаний, полагаю, стоит признать. Во всяком случае, они весьма чётко определяют всё ту же программу «Молодого Петербурга», которой придерживаются его авторы.

Замысловатое дело

В оценках своих эти авторы отнюдь не стесняются. Вот Елена Иванова нелицеприятно проходится по лауреатам и финалистам поэтической номинации известной премии «Дебют». И упрекает жюри в отсутствии чётких критериев качества поэтического текста, а большинство «дебютантов» – в боязни возвратиться «к любым техническим приёмам, хоть как-то отдающим традицией», одержимости поиском новых выразительных средств и полном отстранении от фигуры слушателя-читателя, которые приводят к речевой невнятице. Достаётся, впрочем, и «выросшим на островках нашего болота милым и славным детям лито», которые «порой перегибают палку в другую сторону, возводя техническую грамотность на немыслимый пьедестал».

Евгений Антипов усматривает во всяких премиях, тем более присуждаемых «беспомощным подросткам», «карманные рычажки для направления молодой литературы в очередное нужное русло». Мария Наклейщикова видит одну из двух бед современной поэзии в псевдопатриотизме, пышно расцветающем на почве равнодушия. Настоящий патриотизм, по её мнению, «подразумевает определённую гибкость мышления в сочетании с глубоко прочувствованным отношением к своей стране».

Критически отзывается о «молодёжных» публикациях журнала «Нева» Алексей Кряква, желая, чтобы «молодые, прежде чем писать стихи и прозу, научились последовательной речи, пополняли словарный запас, умели говорить ясно…». Не жалует он, однако, и «так называемые православные (народные)» стихи, именуя их «внутренней вымороченностью особого рода». Представляя, как считает Игорь Ползунин, весь спектр литературных интересов молодых писателей, соответствующий номер журнала, по мнению Рассказа Квадратова (псевдоним явно говорит о том, что авторская скамейка не столь велика), совмещает серьёзную литературную работу и глубокий писательский взгляд с наивным дилетантством и пустопорожней болтовнёй.

С юной лихостью отыскивает «квасной патриотизм» и одновременно «отъявленную, беспринципную бродсковщину» в антологии «Наше время» Роман Круглов. Считая, что представленная в ней поэзия поколения, родившегося в 1960-е годы, лишь «обнажила две разнонаправленные идеи», и убеждённый в их исчерпанности, он заключает: «Сильнейшие поэты, ограничивая себя рамками тенденции, поражают читателя совмещением в своем творчестве вторичного и уникального».

Противопоставляя серьёзную поэзию как труд души и литературу, направленную на отдых и востребованную публикой как шоу, Алексей Лебедев признаёт, что профессиональные писатели, члены СП на сцене выглядят в большинстве своём отнюдь не выигрышно. А вот на бумаге превосходство «маститых» авторов в качестве стиха видно невооружённым глазом. Однако многие юные «звёзды», привыкшие к аплодисментам залов, по привычке, родившейся ещё во времена «тоталитарного гнёта», продолжают развенчивать даже тех, кто «просто пишет хорошие стихи». И дальше ориентируются на шоу, «возвышенный абсурд на ровном месте и полное отсутствие здравой речи, к которой можно придраться».

Посмеиваясь над самим собой и апеллируя к образам Толкиена, Алексей называет традиционную поэзию «величайшим из искушений», которое было выковано «в недрах роковой горы» и, не принятое людьми, досталось ему и его собратьям. Он согласен, что «сейчас как никогда нам необходим… приток новой, пусть только потенциально талантливой молодежи». И всё-таки предостерегает от вручения премии «Молодой Петербург» популярным, но, «по сути, бестолковым» молодым авторам.

О способности «Молодого Петербурга» воспринимать критику в собственный адрес говорят и упрёки той же Елены Ивановой в неумении организаторов премии пиарить себя и её [премию, разумеется]. А вот Руслану Юрову «премия… даёт ощущение, что Литература в городе на Неве живет, дышит полной жизнью и литературный процесс не оборван, связь времен хоть и истончилась, но не прервалась…»

Критически встречается в альманахе вроде как нашумевший сборник «Петербургская поэтическая формация» («Основное содержание… – свидетельство критически низкого уровня литературы, её упадка…»). И собственный сборник общества «Красивые вещи» оценивается неоднозначно: «Конечно, об изъятии и сожжении сборника и речи быть не может. Но и от ярых рекомендаций к прочтению воздержимся…»

Доброго о тех или иных книгах говорится тоже немало. Правда, эти добрые отзывы подчас требуют дополнительных обоснований не менее чем сердитые. Всё выше и выше рвётся, к примеру, Татьяна Романова-Настина в своих оценках белорусского поэта Анатолия Аврутина, пышные бакенбарды которого на фотографии как бы подтверждают: «…подвизаясь на поприще высокой поэзии, не изменив себе ни на каком этапе творческого пути, …удостоен пушкинского прозрения». Татьяна Лестева не сдерживается в характеристике Виктора Пелевина: «…непревзойдённый сатирик конца XX – начала XXI века. Ему нет равных как среди отечественных современников, так и среди классиков…»

Называя Владимира Сорокина «безусловно, талантливейшим писателем современности», Павел Клевцов высказывает надежду, что тот «сможет «родить в себе» образ свободного человека и выразить его в своих текстах». А Людмила Бубнова, говоря об исторических романах питерца Юрия Деткова, просто считает необходимым «сказать своё наставление нашим членам Союза писателей России».

Что ж, не зря предупредил во вступлении Алексей Ахматов: «Авторы разновозрастны, максималистичны, задиристы и, в хорошем смысле, традиционны…» Как подобает мастеру-наставнику, он и сам выступает в роли критика, под вполне ожидаемым псевдонимом «А. Горенко» анализируя стихи Евгения Каминского, в которых обнаруживает свойственное немногим пристальное внимание к смерти – соседствующее, впрочем, с вполне ярким и реалистичным представлением жизни. И называет суровым подвигом стремление поэта продолжать «своё замысловатое дело» несмотря на то, что собственная страна знать его не хочет.

Вопреки всему

Рискну судить по себе: если поэт понимает, что происходит в стране и её литературе, продолжать становится куда легче. И «Молодой Петербург», как мы уже могли увидеть, отнюдь не замыкается в пределах городской черты трёхсотлетнего тёзки.

Правда, радостного, считает московский поэт и критик Борис Лукин, происходит немного. «Журналы и газеты, как и в советское время, монополизированы группами литчиновников или литделяг», союзы писателей размыты случайными людьми, неангажированная литературная критика отсутствует, а самые известные премии носят коммерческий характер и распределяются отнюдь не по таланту и качеству книг.

Фактически, заявляет Лукин, новые профессионалы приходить в литературу почти перестали. Необразованных писателей не бывает, а сегодня «даже студенты Литературного института и ВГИКа (за небольшим исключением, естественно) почти ничего не читают…»

С другой стороны, в России – в основном, в её регионах – по-прежнему выходят читабельные и сравнительно читаемые журналы. Современные писатели не ждут никаких благ со стороны государственных и общественных органов. И когда лет через 10-15 круг профессионалов настолько сузится, что все они будут знать друг друга в лицо, «достойно будут выглядеть как раз те авторы, которые всегда трудились «вопреки всему»…

Характеризуя поэзию первого десятилетия XXI века, Кирилл Бурлуцкий отмечает в ней развитие массовых явлений, наиболее заметным и крупным из которых являются столичные «постконцептуализмы». Опираясь на интерес к советской «неофициальной» поэзии 50-80-х годов, который достиг своего пика к концу 90-х, авторы этих «-измов» так и не сумели определить их формальные отличительные признаки. Отсюда, поясняет Бурлуцкий – упор на эпатаж, «новизну» и собственные поведенческие установки, создание собственных журналов, авторитетов, интернет-ресурсов, фестивалей, конкурсов, своей «литкарты».

На общую картину отечественного литпроцесса, обозревая творчество земляка Дмитрия Легезы, бросает взгляд и филолог Ольга Земляная. Она отнюдь не спорит, а даже соглашается с утверждением другого известного москвича, Дмитрия Быкова, который о предисловии к уже упомянутой «…формации» заявил: вся питерская поэзия вторична, поскольку пережёвывает специфически петербургские темы и мотивы. Но согласие это стоит десяти отрицаний.

Поскольку, по её мнению, фактически вся русская культура XIX века осталась неусвоенной, вторичной сегодня является вся настоящая русскоязычная поэзия. А коли так, Легеза – сильный вторичный поэт. И сила его – в попытках освободить себя и читателей из плена литературных клишированных представлений.

Не только Питеру уже давно принадлежит Дмитрий Мизгулин, об опыте духовной поэзии которого пишет Максим Грановский. И то, что рецензируемый возглавляет литературный фонд «Дорога жизни», который финансирует издание, отнюдь не удерживает автора, к примеру, от упрёка в морализаторстве, переходящего в прямой, по обыкновению многих критиков «МП», совет «сосредоточиться на интимном переживании».

На орехи в «Молодом Петербурге» перепадает московскому журналу «Воздух» («В этой давке любому из опубликованных поэтов крайне трудно быть адекватно услышанным…») и стихам известной Светланы Кековой («вторичные образы…, неточность, двусмыслица, интонационный огрех – завсегдатаи кековских виршей…»). Вместе с ушедшим, но по-прежнему вспоминаемым «московско-петроградским» Ильёй Тюриным в поле зрения альманаха попадает Давид Паташинский. Благодаря давнему отрыву от языковой почвы – уехав когда-то в Израиль, теперь живёт в США – последний, по мнению Евгения Антипова, «блаженно» лишен выбора между богиней классической и недотыкомкой актуальной поэзии, а потому пишет в стол. Но книжка «Немного цвета» всё-таки вышла в Санкт-Петербурге, и почитать её, считает рецензент – «дело полезное».

В Питере увидела свет и рецензируемая в альманахе книга двенадцати русских поэтов Молдавии, которых Елена Шатохина именует «потерянным поколением». В Молдове сегодня по-прежнему живёт лишь одна из них – Александра Юнко, портрет которой представляет Виктор Анин.

Через разрывы

Одной из главных составляющих деятельности литературных объединений, к числу которых, по сути, принадлежит общество «Молодой Петербург», всегда была учёба. Вот и в альманахе ей отводится немалое место. Впрочем, наверняка не только начинающим литераторам – кому, во всяком случае, в новинку – кажутся интересными, например, размышления того же Алексея Лебедева о либидо (желании продления рода) и мортидо (страхе смерти) как двух природах человека – материальной и душевной. Стремление избавиться от смерти, считает Лебедев, подвигло древних людей к поискам религии, и оно же вошло в поэзию как духовное осмысление жизни.

Небезынтересны, хотя иные несколько тяжеловаты, и представленные в альманахе литературоведческие работы. Весьма активную творческую жизнь представляют материалы отдельной рубрики о литобъединениях Санкт-Петербурга и других городов – окрестных и не очень…

Один из авторов альманаха, ёрнически отзываясь о его первом выпуске, предложил удалить из него поэзию и прозу. Ирония понятна – даже предупреждение редактора не избавляет от удивления сравнительной малостью места, которое занимают в «Молодом Петербурге» стихи и рассказы.

Прибавить к той изрядной палитре мнений, оценок и размышлений, которая открывается в критической части, более подробную картину творчества, может, и впрямь не мешало бы. С другой стороны, разве не интенсивная работа мысли является одной из главных составляющих нормального литпроцесса, результатом которого становятся собственно художественные тексты?

Сами питерцы, для которых, в основном, и предназначен альманах, при желании наверняка могут познакомиться с этой картиной по другим публикациям. С моей же гостевой точки зрения, 16 стихотворных подборок, перемежающие разделы в чёрной и золотой книжках «Молодого Петербурга», дают весьма неплохое представление о его лучших авторах.

Наиболее чётко при этом благодаря множеству ярких образных деталей запоминается, пожалуй, Игорь Лазунин. Целая россыпь в отдельных текстах: походный котелок без страха всходит на костёр, огонь шепчет разорванной губой, «Обильно ольха нерестится // Бесплодной икрой октября», «Оттянута штанина горла // Коленом кадыка», и «…за стеклянной дверью атмосферы // Вселенная мирами шелестит…». А стихотворение «На Володарском мосту» просто хоть целиком переписывай: «Нева крива, как вытащенный гвоздь // Из огрубевшей городской ладони…» Но ограничусь энергичной концовкой: «…Не уступлю тебе, моя судьба, // Ни этот день, что солнцем разрисован, // Ни мимолётно брошенного слова, // Ни миллиметра ртутного столба…»

Взглядом, который бросает одинокий человек на горящее окно своей квартиры, запечатлевается Екатерина Дедух: «…И сердце дрогнет против воли, // Прогнать надежду нету сил, // Хотя ты помнишь: в коридоре // Сам утром свет не погасил…»

Весомо выступают в поэтическом качестве Алексей Лебедев, Элина Леонова, Галина Илюхина, Рахман Кусимов, Александр Комаров, сильное впечатление оставляет подборка русского поэта из той же Молдовы Сергея Пагына. С печальным отзвуком присоединяются к этой части альманаха стихи Антона Захарова и Геннадия Григорьева, приводимые в ещё одном разделе, который можно назвать поминальным.

Другая половина поэтического раздела, мне кажется, пока оставляет простор для новых ожиданий. Слабоватой, за исключением разве что двух рассказов Романа Всеволодова, представляется и опубликованная в альманахе проза.

Как бы то ни было, «Молодой Петербург», на мой взгляд, весьма успешно пробивает заскорузлую корку стандартного мифа о северной столице, открывая под ней имена, образы, мысли и чувства, прежние и новые стереотипы, в том числе провинциальные, и попытки перешагнуть через них… Словом, всё то, что составляет живое течение литературы и самой жизни, которая питает его.

Придерживаясь собственного русла, это течение открыто многим впадающим в него потокам. Запечатлённое же в книжках альманаха, оно способно преодолевать и тысячи километров, которыми отделяются друг от друга по причинам как естественным, так и очень наши литературные реки. Это преодоление и соприкосновение, отнюдь не исключая спора, возобновляют ощущение единого художественного и духовного пространства – во всяком случае, той его части, которая стремится продолжить развитие русской культурной традиции, не теряя достигнутых ею высот.

Андрей РАСТОРГУЕВ.

03,11.2012

К списку
Создание сайта