В секторе обстрела (к докладу на конференции Ассоциации писателей Урала)

СЕКТОРЕ ОБСТРЕЛА

Способна ли современная русская литература обновить интерес к Великой Отечественной войне?

Спасибо маленькому дефису – у нас, похоже, только он удерживает слова «военный» и «патриотический» от окончательного срастания. И всё же соединение 70-летия Победы с Годом литературы, что называется, обязывает выделить именно это направление патриотической литературы. А в нём – произведения о Великой Отечественной войне.

Окончательно ли эта война уступила место нынешним, которые случились за те 70 лет, что прошли после победного 1945-го? Закрыта ли тема?

С конъюнктурной точки зрения, обсуждать эти вопросы сегодня вроде бы не имеет большого смысла. Юбилей отпраздновали полгода назад: очередная волна миновала, больших политических и административных очков не заработаешь, ложку к обеду не поднесёшь…

Однако традиционная привязка ежегодной конференции Ассоциации писателей Урала к ноябрю как раз позволяет раздумчиво и без, возможно, лишних эмоций взглянуть на тот клубок противоречий и споров, который неожиданно – а с другой стороны, ожидаемо – сгустился в последнее время вокруг этой темы.

Уходящая натура

По данным социологов, День Победы вот уже 25 лет считают одной из главных дат примерно четверо из каждых пяти россиян. А для каждого третьего по значимости он уступает лишь таким семейным праздникам, как Новый год и день рождения. Но какие свежие литературные плоды принёс новый юбилей?

Попытка собрать и проанализировать произведения о Великой Отечественной, которые сегодня пишут и издают члены писательских организаций, входящих в АсПУр, оказалась не слишком удачной – на соответствующий призыв, разосланный в начале года, откликнулись немногие. Рискну предположить, что главной причиной ответного молчания стала нехватка таких произведений. В Челябинске, например, на Южно-Уральской литературной премии, которая в этом году стала открытой, была объявлена специальная номинация. И в прозе заброшенный таким образом невод принёс лишь несколько историко-публицистических сборников, скажем так, местного значения. Да и в поэзии новых больших открытий не случилось.

В Свердловской области также обратились к испытанным форматам. В Каменске-Уральском, где в годы войны производился драгоценный по тому времени алюминий, вышло второе дополненное издание антологии «Вечный огонь. Поэты одного города о войне». В антологию «Слово о Великой Победе», которую подготовило в Екатеринбурге издательство АсПУр, вошли произведения прозаиков и поэтов Уральского федерального округа, членов Союзов писателей СССР, России и российских писателей – от фронтовиков и тружеников тыла до их детей и внуков.

Сочетание трёх поколений под одной обложкой позволяет проследить, как меняются со временем вовлечённость, контекст и акценты. Заметно, однако, и другое: авторов, которых можно было бы назвать действительно молодыми, в этих антологиях нет. И, например, в Удмуртии, судя по отклику на разосланный запрос, из современных авторов активный интерес к теме сохраняет разве что 60-летний Александр Абдулаев.

Упомянутые выше публицистические сборники, которые были представлены на соискание Южно-Уральской премии, в подавляющем большинстве основаны на воспоминаниях последних ветеранов, причём отнюдь не только о подвигах, но и о вполне бытовых эпизодах. Отзвук они рождают вполне живой, но до обжигающей человеческой правды, к сожалению, доходят лишь местами.

Фундаментальным можно назвать пятитомник «Сибиряки и Победа». Как очередной XXV выпуск историко-культурологического и литературно-художественного альманаха «Тобольск и вся Сибирь» он продолжает серию подобных выпусков, начатую книгами «Сибиряки в битве за Москву» и «Сибиряки в Сталинградской битве». Великий труд коллектива во главе с генеральным директором издательского проекта Аркадием Елфимовым, главным редактором Юрием Перминовым и главным художником Иваном Лукьяновым. Однако и этот великолепный результат – главным образом производная от того, что было написано раньше, пусть и сводящая воедино картину подвига огромной части нашей страны.

О появлении новых значимых произведений о Великой Отечественной войне не позволяет говорить и тематика докладов, представленных на международной научной конференции «Народный подвиг и народная трагедия в литературе», которую провели 14-15 апреля Институт мировой литературы РАН, Литературный институт им. А.М. Горького и Московский педагогический госуниверситет (МГПУ). Хотя, возможно, соответствующие академические исследования просто ещё не перешагнули в XXI век, дальше романа Виктора Астафьева «Прокляты и убиты». Во всяком случае, участники круглого стола «Великая Отечественная война в современной литературе», который организовала 23 апреля редакция электронного журнала «ЛиTERRAтура», всё-таки перечислили немало, по их мнению, заметных новых произведений.

В число названных вошли, в частности, книги Анатолия Азольского, повесть Ильи Бояшова «Танкист, или «Белый тигр», экранизированная Кареном Шахназаровым, романы Марины Степновой «Женщины Лазаря» и Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик». Сразу несколько книг – Даниила Гранина «Мой лейтенант», Вадима Левенталя «Доля ангелов», Игоря Вишневецкого «Ленинград», Сергея Завьялова «Рождественский пост» – и поэтический цикл Полины Барсковой «Живые картины, или Жизнь после жизни» написаны о блокаде Ленинграда.

Одни авторы, по оценкам участников круглого стола, берутся за ранее табуированные темы, другие пытаются переосмыслить те, которые уже широко освещались в военной прозе. Есть попытки мифологизации, утончённой работы над стилем. У ряда прозаиков заметна характерная для «нулевых» годов XXI века зацикленность на индивидууме, погруженность в мир личности, почти отчуждённой от социума, так что война у них оказывается не государственной и даже не народной, что традиционно для русской литературы, а частным делом.

Авторы, которые пишут о других, более поздних войнах – в Афганистане, Нагорном Карабахе, Чечне, нередко используют сюжеты и мотивы из прозы своих предшественников о Великой Отечественной. Например, «афганца» Олега Ермакова и «чеченца» Александра Карасёва, которые пишут от лица тех, у кого в Отечественную воевали деды, объединяет конфликт между эстетическим и этическим, идущий от так называемой лейтенантской прозы. Впрочем, целый ряд исследователей отмечал это и ранее.

Упомянута в этом списке и повесть Эдуарда Веркина «Облачный полк», отмеченная в том числе «нашими» литературными премиями имени Бажова и Крапивина. По мнению доцента МГПУ Наталии Поповой, эта книга интересно и по-новому продолжает русскую традицию писать о детях на войне.

К сожалению, других возможностей обозначить хоть какую-то причастность наших регионов к этому списку произведений у нас нет. Но, может быть, москвичи просто минуют своим вниманием журналы и книги, выходящие за пределами столиц?

Продолжение следует?

Первые три номера красноярского «Дня и ночи» за 2015 год отнюдь не позволяют упрекнуть его редакцию в невнимании к теме Победы. Однако небольшим открытием можно назвать, пожалуй, лишь «ностальгическую повесть» 82-летнего красноярца Александра Матвеичева о том, как искренне праздновали объединяющее их 30-летие Победы советские инженеры на Кубе («ДиН», № 1, 2015). Рассказы же Александра Евсюкова «Фронт рядом» и Василия Килякова «Знак» (№ 3, 2015) лишь затрагивают некоторые из, очевидно, бесчисленных нюансов этой темы. То же рискну сказать и про опубликованные в «Дне и ночи» воспоминания, а также подборки стихов Николая Кинёва, Анатолия Гребнёва и Семёна Ваксмана (№ 2, 2015).

Первые две из этих трёх подборок, увы, имеют мемориальный характер и по отношению к их авторам. Снова отмечу также, что самый молодой из перечисленных авторов «Дня и ночи», 33-летний туляк Александр Евсюков, уже вполне достиг зрелости – как и 38-летняя Гузель Яхина, которая, тем не менее, не слишком убедительно попыталась продолжить гуманистическую интерпретацию военной темы в рассказе «Винтовка», который вышел в журнале «Октябрь» (№ 5, 2015).

В пятом номере журнала «Урал» некоторые клише той же темы – на мой взгляд, вполне удачно – с примесью мистики переигрывает и переосмысляет актёр и режиссёр Андрей Евстафьев. Благо, условность драматического жанра трёх его драматургических новелл, опубликованных под общим заголовком «Битва за Берлин», позволяет сохранить при этом должный пиетет.

Остальные публикации «Урала», в том числе о детях войны, носят документальный характер. А журнал «Сибирские огни» в своём пятом номере за 2015 год отозвался на очередную юбилейную дату произведениями и воспоминаниями погибших и ушедших уже после войны писателей-ветеранов. Одно счастливое для героя исключение – заметка главного редактора Михаила Щукина о поныне живущем и пишущем 90-летнем народном художнике РФ Вениамине Чебанове, жизнь и творчество которого неразрывно связано с Великой Отечественной.

Как отметил на круглом столе «ЛиTERRAтуры» критик Сергей Чередниченко, «мы уходим всё дальше от войны и сейчас переживаем последний момент, когда на животрепещущем материале может быть написано что-то настоящее. Но это уже материал памяти, который хранится внутри семей».

Существенно изменилась аудитория, прежде всего молодая. По мнению доцента Литературного института Анны Сотниковой, известной как прозаик Анна Берсенева, молодёжь вообще мало что знает об истории, и «когда исчезла связь поколений,… участники Великой Отечественной войны стали казаться какими-то совершенно другими людьми…». В том числе поэтому, считает детский писатель Владимир Сотников, сохраняя внешние жанровые признаки, современная литература о войне должна искать собственные новаторские внутренние формы: «…это не должен быть традиционный рассказ о войне…».

Похоже, эта война перестала быть уникальным приоритетом и для историков – или её целенаправленное изучение сосредоточилось главным образом в Военном университете Министерства обороны, который работает над фундаментальным многотомным трудом «Великая Отечественная война 1941-1945 годов». Во всяком случае, в первых трёх номерах ведущих научных журналов «Новая и новейшая история» и «Российская история» – а это полугодовой комплект – активная вроде бы юбилейная кампания особого отражения не нашла. Статьи были, но говорить даже о кампанейском интересе учёных, а тем более о комплексных системных исследованиях, судя по ним, не приходится. Между тем сколько-нибудь профессиональный историк навскидку назовёт как минимум несколько мало или вовсе не изученных страниц Великой Отечественной.

Таким образом, поле для исследования, в том числе средствами художественной литературы, остаётся обширным. Однако уже внуков, а тем более правнуков солдат-победителей вспашка этого поля занимает уже не слишком, причём как в столице, так и за её пределами.

Посему, возможно, не будет слишком большой дерзостью сказать: всё, тема выдохлась. Во всяком случае, в тех пределах и формах, когда возможна живая связь поколений и непосредственная передача опыта, пусть и сдержанная множеством ограничений.

В то же время внимательный читатель наверняка найдёт отголоски, а то и продолжение этой темы в целом пласте литературы о тех самых «малых» войнах, которыми были наполнены минувшие 70 лет и которые продолжаются сегодня. В числе представителей этого пласта наряду с уже названными выше Олегом Ермаковым и Александром Карасёвым исследователи упоминают едва ли не два десятка прозаиков. Давно и прочно в этом списке обосновались оренбуржец – как минимум корнями – Владимир Маканин и уже, к сожалению, ушедший магнитогорец Олег Хандусь. В Свердловской области родился Александр Киреев, Курганское военно-политическое авиационное училище окончил Виктор Николаев.

Давно в указанный круг авторов, безусловно, следует включить и сопредседателя Союза писателей России Николая Иванова. Своё внимание к военно-армейской теме в 2014 году подтвердили новыми книгами екатеринбуржцы Арсен Титов («Маленькие повести о войне и мире») и Александр Кердан («Экипаж машины боевой»). С современными аспектами этой темы соприкоснулся в своих произведениях и уже упоминавшийся Александр Абдулаев, работающий в Ижевске.

Из новых авторов собственный, в том числе боевой опыт принесла в литературу майор Свердловского СОБРа Екатерина Наговицына. С книгой «Энгенойская ведьма» по итогам Международного совещания молодых писателей, которое провела АсПУр в конце мая в Каменске-Уральском, она была рекомендована в Союз российских писателей.

Куда бóльшим неизбежно окажется список поэтов, причастных военной теме и продолжающих эстафету ушедших участников Великой Отечественной. Сегодня этот список принято открывать именем москвича Виктора Верстакова, который несколько лет назад был отмечен нашей премией «Честь и Отечество».

Вместе с ним мы можем назвать и лауреатов премии имени поэта-фронтовика Венедикта Станцева, одним из учредителей которой также является АсПУр – екатеринбуржцев Вадима Дулепова и Евгения Бунтова, недавно ушедшего Геннадия Попова из Орла, Александра Поповского из Челябинской области и Александра Шалобаева из Каменска-Уральского. Отмечен этой премией и москвич Владимир Силкин, возглавляющий Военно-художественную студию писателей при Министерстве обороны РФ.

Этот список хороших и разных поэтов наверняка может дополнить представитель любой из организаций, входящих в АсПУр. Стихи многих из них включены в посвящённую 70-летию Победы многотомную Антологию военной поэзии – при поддержке литературного фонда «Дорога жизни», который возглавляет поэт Дмитрий Мизгулин, над ней работает в Подмосковье Борис Лукин.

В «Поэтической мозаике войны и Победы», которая опубликована в майском номере журнала «Наш современник», представлены стихи Владимира Балачана и Валентины Останиной из Омской области, Александра Гребёнкина из Перми, Виктора Прохорова из Златоуста и туляка Валерия Савостьянова. Последний вошёл и в шорт-лист специальной номинации Южно-Уральской литературной премии 2015 года, которая уже упоминалась.

О Великой Отечественной были и стихи, благодаря которым Павел Великжанин из Волгограда стал лауреатом этой премии в номинации «Талантливая молодёжь». И всё-таки у нынешних молодых свежие и талантливые тексты, позволяющие говорить о глубокой поэтической причастности автора к судьбе своей страны и народа, в рамках этой темы встречаются нечасто. Опять же – отошла…

Спорная правда

Как на академической конференции, так и в организованной «ЛиTERRAтурой» дискуссии предпринимались традиционные попытки понять, почему советская литература так и не создала мощной эпопеи о Великой Отечественной, подобной «Войне и миру». Новых объяснений, насколько можно судить, при этом заявлено не было. Однако мнение, которое высказал на круглом столе поэт, заслуженный учитель РФ Александр Гутов, очевидно, можно считать практически общим: написанная ранее литература о Великой Отечественной войне останется исключительно своеобразным художественным опытом, к которому необходимо обращаться, потому что этот трагический опыт сам по себе бесценен.

Теперь этот массив художественных и документальных произведений можно изучать, систематизировать, воспроизводить самые живые и берущие за душу тексты, цеплять ими новых подрастающих граждан – что и попытались сделать, например, «Сибирские огни». Однако новые свидетельства непосредственных участников теперь будут появляться разве что лишь из отрывочных воспоминаний стареющих потомков или из дальних кладовок и хранилищ, где они по каким-либо причинам были забыты или оставлены до лучших времён.

Примерами таких свидетельств являются «Записки сапёра» оренбуржца Александра Волженцева, которые подготовил к публикации в «Урале» (№ 5, 2015) его сын, и написанные главным образом в середине 1970-х годов и недавно изданные Эрмитажем «Воспоминания о войне» ленинградского искусствоведа Николая Никулина. Сюда же можно отнести и уникальную книгу «Война была у каждого своя», в которую прозаик и поэт Нина Буйносова собрала около 500 писем жителей Каменска-Уральского о войне на фронтах и в тылу, в том числе уникальные свидетельства о деятельности Трудовой армии.

Можно сожалеть, какой пласт исторических свидетельств, несмотря на активность разного рода красных следопытов, ушёл от нас вместе с ветеранами. Но ведь и возможность непосредственного контакта с ними зачастую не помогала. Уж как часто вроде бы встречались они с нами в те же 70-е годы, когда я учился в школе. Но в памяти осталось очень немного, и отнюдь не только по недостатку собственного тогдашнего соображения.

Как понял позднее и помню сейчас, допущенные до нас гости сплошь и рядом пересказывали мемуары маршалов, которые выходили тогда с одобрения военной цензуры. А их собственные, чисто человеческие впечатления о жизни и смерти на войне оставались за пределами как их рассказов, так и многих литературных произведений. И доходили до очень немногих при «попустительстве» отваживающихся на него педагогов или в пределах семьи, что подтверждают высказывания участников заочного круглого стола, опубликованные в пятом номере журнала «Дружба народов».

Впрочем, судя по воспоминаниям того же Николая Никулина, школьникам и в нынешнее, малоцензурное время вряд ли стоит показывать отвратное лицо войны во всех подробностях. При этом сам автор считал, что в 1975 году многое в рукописи смягчил из-за страха и внутренних ограничений, впитанных с советской военной дисциплиной. Однако реакция на эту книгу отчасти напоминает о тех спорах, которыми в своё время были встречены не только «Прокляты и убиты», но и гораздо менее жёсткий роман Николая Никонова «Весталка».

Некоторые участники социальных сетей сегодня ссылаются на небольшую книжку Никулина как на единственно верное отражение окопной правды. А земляк и отчасти коллега автора Александр Медведев на сайте «Российский писатель» упрекает, что эта правда соседствует с несвойственными солдатскому положению автора и привнесёнными позже обобщениями.

Это продолжение давних споров, поводом для которого, к сожалению, на этот раз не стала ни одна из нестоличных книг – лишь малая часть того клубка, о котором я упомянул вначале. Приближаясь к нему, остановимся ещё на некоторых особенностях нынешнего времени.


Перемена масштаба

На том же круглом столе «ЛиTERRAтуры» поэт и прозаик Фаина Гримберг напомнила об известной точке зрения, что искусство – это прежде всего стиль, а поиск правды, обучение добродетели и фиксация документального опыта в его задачи не входит. Поэтому, мол, тематика Второй мировой войны – судя по всему, автор высказывания предпочитает именно этот термин – для литературы не продуктивна, и даже в кинематографе превратить это страшное историческое событие в искусство сумели только режиссёр Михаил Калатозов и оператор Сергей Урусевский, снявшие фильм «Летят журавли».

Что ж, стилистика художественного текста для его воздействия на читателя, безусловно, важна – и наличие соответствующих поисков или их нехватка играет немалую роль, когда читатель, а тем более эстетствующий гурман оценивает значимость того или иного текста. Однако умение мыслить не менее свойственно и необходимо человеку, нежели способность ощущать. И пока душа держится в теле, чувственное восприятие и познание мира вряд ли можно совершенно отделить от рационального. Тем более что, как уже давно показали жизнь и литература, документ, без особых прикрас описывающий реальные, в том числе биографические события, способен вызывать эмоции куда более мощные, чем самый изворотливый вымысел художника.

Словом, для возникновения ощущений, а тем более мыслей ничуть не менее формы значимо связанное с ней содержание. И если литература приносит не только наслаждение, но и познание, то поиск правды, как жизненной, так и художественной – это всё-таки тоже её работа. И на этой работе неизбежно сказываются многие внешние обстоятельства и подвижки.

Благодаря вековому юбилею и переменам последних десятилетий в прошлом, 2014-м году к нам официально вернулась история Первой мировой войны. И теперь, судя по тем же академическим историческим журналам, она вызывает не меньший, если не больший интерес.

Напомню, что в своё время и эту войну пытались называть Отечественной. Но потом в соответствии с оценками Ленина и большевиков объявили исключительно несправедливой, империалистической, «плохой» и как бы противопоставили Отечественной Великой – так что источником для параллелей остался только 1812-й год.

Аналогии с войной против Наполеона, когда противником России была чуть ли не вся Европа, разумеется, остались – и теперь активно используются опять, в новой политической ситуации. И всё же восстановление исторической цепочки меняет контекст, отчасти лишает Великую Отечественную исключительности, создаёт новые акценты, в том числе достойные внимания писателя.

С растущего временнóго отдаления следом за некоторыми из нынешних историков кто-то из романистов, возможно, увидит в мировых войнах XX века этапы одного большого мирового столкновения, перерыв между которыми составил всего-то двадцать лет. Но это дело будущего, а пока можно вспомнить о трилогии Арсена Титова «Тень Бехистунга», которая в том же 2014 году была отмечена премией «Ясная поляна». Персонажи этого романа и реальной истории – казаки Семён Будённый и Андрей Шкуро – как настоящие сыны своей родины воюют по одну сторону фронта. Но первый потом, как известно, из унтер-офицера стал командармом Первой Конной, второй из войскового старшины – белоказачьим генералом. А в Великой Отечественной они противостояли друг другу, соответственно, уже как советский маршал и группенфюрер СС. И после победы Шкуро как пособник гитлеровцев был казнён в Москве.

Горькая тема коллаборационизма, сотрудничества с врагами, оккупантами затрагивалась и в советских литературе и кинематографе – вспомним повесть Василя Быкова «Сотников», замечательно экранизированную Ларисой Шепитько, или отдельные эпизоды киноэпопеи «Освобождение». Но представляли эту тему – потому, очевидно, эти произведения и прошли цензуру – лишь отдельные персонажи большой истории, ничтожество которых подчёркивалось подвигом других героев. Сегодня же, когда девизы гитлеровских пособников – украинских националистов и их организаций – вновь громогласно звучат как лозунги и пароли большого государства, которое претендует на звание истинно европейского, эта тема, как и целый ряд других, предстаёт в совершенно иных масштабах и ракурсах.

Киевский майдан 2014 года и всё, что за ним последовало – ещё одно современное обстоятельство, которое заставляет нас говорить о перемене времён и необходимости как минимум освежить угол зрения на отдаляющиеся события 1945 года.

Послевоенное мироустройство, установленное конференциями в Тегеране, Ялте и Потсдаме, подтверждённое Победой и сохранённое в последовавшей затем «холодной войне», рухнуло уже в 1991 году вместе с Советским Союзом. Были тогда, конечно, отдельные знатоки мировой истории, которые понимали, какие последствия грядут. Были военные и их семьи, вывезенные из Восточной Европы едва ли не в чистое поле. Чуть позже были беженцы не только из Средней Азии, но даже из тихого вроде бы Казахстана.

Но у тех, кто ранее жил в пределах Российской Федерации и в лучшем случае однажды по турпутёвке доехал до Берлинской стены, шок оказался прежде всего психологическим. Даже те, кто пережил распад мировой державы и Варшавского договора как национальное унижение, в большинстве своём сосредоточились на собственном выживании. Без всеобщей гражданской заварухи (две чеченские войны вроде как локальные, да и отнюдь не для всех гражданские) обошлось – и то радость. В Югославии вон как – совершенно иначе повернулось.

Однако даже НАТОвские бомбардировки Сербии и вся история с Косово если и воспринимались угрозами, то отдалёнными. К тому же в начале нового века дела вроде бы стали поправляться, вместе с деньгами у многих появилась возможность расслабиться не только за ближним, но и за дальним рубежом. Тем более без проблем можно было съездить в бывшие советские республики. Прибалтика – Бог с ней, она и раньше считалась советской заграницей, главное – на Украину, в Белоруссию и в тот же Казахстан без виз. Потерять несколько часов на таможне – досадно, но всё-таки терпимо.

На той же Украине: цены, когда поменяешь рубли на гривны, в принципе те же, люди вокруг по-прежнему говорят по-русски. А что государственный язык исключительно украинский, что в учебниках по истории, как поговаривают, пишут всякую чушь – так вроде бы их внутреннее дело…

Расколы и разрывы

Сегодня – дело иное. Для человека, который по-прежнему сохраняет в себе единым пространство большой Родины, иностранные наёмники, а то и кадровые военные даже во Львове, а тем более под Луганском и Донецком – захватчики, подобные гитлеровцам. Каратели из добровольческих батальонов и Збройных сил Украины, стреляющие по городам Донбасса и убивающие мирных жителей – всё равно, что солдаты группы «Центр», которые снова идут по Украине и относятся к «аборигенам» как недочеловекам.

А если друг в друга стреляют вооружённые – вроде и там, и там свои, если не считать крайних отморозков. И возвращение Крыма, который ментально и не отпадал от России – не только компенсация того самого национального унижения, но и предотвращение такой же гражданской войны, подогреваемой извне.

Эти и другие мысли и эмоции, вызванные последними событиями на Украине, разумеется, тут же находят своё литературное воплощение. Прежде всего стихами – искренними, хотя и не всегда художественно совершенными, как всякий быстрый отклик на злобу дня. Однако, например, составители поэтического сборника «Ожог», который вышел весной 2015 года в московском издательстве «Вече», вместе с такими откликами включили в него и стихи более ранние. Написанные в годы Великой Отечественной и после распада СССР, они зафиксировали не только картину утраченного, но также перекличку и причинно-следственную взаимосвязь событий.

Немалое число пользователей социальных сетей, однако, судя по их высказываниям, не считают эту взаимосвязь актуальной и воспринимают официальную российско-украинскую границу как нечто природное. На этом основании они считают земли и людей по ту сторону отрезанным ломтём – так что никакой стены строить не надо. Одни при этом искренне привержены идеям якобы общего для всех и непременно объективного международного права, другие – родились и выросли при том порядке вещей, который сложился после 1991 года.

Впрочем, и вновь народившаяся в России молодёжь независимо от того, как она относится к незалежной Украине, вполне способна ощущать, что война, идущая у её нынешних границ – это бои на самом пороге, причём не прихожей, а самой что ни на есть горницы. Про новое же украинское поколение теперь можно определённо сказать, что весьма многие в нём стали воспринимать Россию как чужую и чуждую страну задолго до того, как она была объявлена агрессором. Да и в пределах своей страны привыкли делить людей по сортам.

Судя по доносившимся отголоскам, в Киеве при этом также пытались использовать представления об агрессорах и оккупантах, которые знакомы аудитории по прежней войне. За месяц до 70-летия Победы Верховная Рада, впрочем, официально отказалась от употребления термина «Великая Отечественная», заменив его понятием «Вторая мировая». Одновременно утверждалось, что нацистская Германия и СССР несут равную ответственность за начало войны, а Украинская повстанческая армия и другие организации, боровшиеся против коммунистического режима в 1917-1991 годах, были признаны борцами за независимость Украины.

Стремясь скорректировать историю участия украинцев – или тех, кого они считают таковыми – в этой войне, киевские, львовские и другие пропагандисты, однако, весьма избирательно переписывают советскую историю. Уже заграничному де факто симферопольскому аэропорту присваивают имя дважды Героя Советского Союза военного лётчика Ахмета Хан-Султана. Вполне ожидаемой выглядела и обнародованная накануне очередного Дня независимости Украины идея похоронить в Киеве возле Вечного огня рядом с останками неизвестного солдата Великой Отечественной тело неопознанного участника так называемой антитеррористической операции в Донбассе.

Героическим ореолом отбеливают и бандеровцев, ставя их на одну доску с ветеранами Красной Армии: мол, оуновцы не Гитлеру помогали, а боролись против Сталина за независимость…

Это во времена СССР можно было назвать всех, кто воевал по восточную сторону советско-германского фронта, советским народом и логично представить его творцом Победы. Попытка же разделить его по этническому составу тут же обнаруживает множественные расколы и разрывы. И Великая Отечественная, как с горечью пишет в «Дружбе народов» прозаик из Ашхабада Тиркиш Джумагельдыев, для нового поколения оказывается чужой войной чужого государства.

В такой рамке, прочерченной в другом измерении и с иного угла, и сотрудничать с Гитлером становится вроде бы не зазорно. Да и Победа вроде как становится уже неизвестно чья. Мол, сцепились два монстра, один одолел другого и на десятилетия превратил Восточную Европу в тёмное царство, в то время как Западная расцветала «за гранью дружеских штыков» и американских военных баз. Про штыки – это, впрочем, Лермонтов про Грузию написал и в XIX веке, но лыко тоже вполне в строку.

В спорах, которые обострились накануне 70-летия Победы, само понятие Великой Отечественной войны ставили под сомнение не только украинские депутаты. Мол, все прочие говорят о Второй мировой войне, а в её рамках СССР поначалу вёл себя весьма неоднозначно, так что и напоминать о Победе – во всяком случае, так настойчиво, России вроде бы и не подобает. Лучше за ленд-лиз, как следует, «спасибо» скажите…

Те же самые споры хороши тем, что заставляют искать и приводить новые факты. Кого-то после войны, возможно, и кололо, что СССР получал помощь от США и Великобритании, но утаивать это шило в мешке никто не пытался и ранее. Вот и для мурманчанина Дмитрия Коржова, который недавно завершил свою трилогию «Мурманцы», обращение к истории полярных конвоев стало вполне естественным. Но весомость этой помощи мы действительно представляем себе далеко не вполне.

По некоторым сведениям, например, более 375 тысяч грузовых машин, которые отправили в СССР за годы войны союзники – в основном, через Иран, составили более 60 процентов автопарка Красной Армии. Однако если бы после войны разорённая ею страна те же грузовики могла использовать и дальше, наверняка её благодарность значительно возросла бы. Кроме того, информация о том, как корпорации США через свои филиалы обеспечивали грузовиками, самолётами и многим иным гитлеровскую армию, также распространена в интернете…

Отечество в опасности?

Не ставлю целью воспроизвести, а тем более оспорить все новые или не слишком известные нам ранее старые интерпретации истории Великой Отечественной. Главное в том, что даже самое частичное и беглое их перечисление показывает: прежняя концепция этой истории и Победы советского народа в ней неизбежно будет подвергаться внешним атакам, проверкам на прочность.

Зачастую такие проверки именуются попытками фальсификации, искажения. Очевидно, что есть и такие, и противодействовать этим попыткам необходимо. Но даже в таком «боевом» контексте: противостояние нападкам – всегда оборона, а только обороняющийся обречён на поражение, даже если он уверен в своей правоте.

Между тем, как уже отмечалось, вместе с миром меняется соотношение сил, «ползут» или намеренно смещаются точки отсчёта и системы координат. Да и на все ли вопросы отвечает прежняя концепция, чтобы только защищать её как истину в последней инстанции?

Новые вопросы задают как минимум новые поколения, которые рождаются и вырастают в другое время, получая иные и далеко не всегда перенимая прежние знания и чувства, в изменяющейся культуре, которая, похоже, движется куда-то не вверх, а, по меньшей мере, вбок. Однако новая картина мира необходима и старшим. И эту необходимость сегодня активно эксплуатирует уже российская государственная пропаганда.

По оценке руководителя отдела социокультурных исследований «Левада-центра» Алексея Левинсона, который, кстати, не чужд и литературе, сегодняшнее государство, например, с помощью телевидения активно создаёт миф о советском периоде нашей истории как о «золотом веке». С одной лишь разницей: идеологические термины «социализм» и «капитализм» при этом не используются, а на место социалистической утопии в сознании россиян встала утопия «особого пути».

Сегодняшняя Россия, утверждает юрист и политолог Александр Оболонский, драматическим образом противодействует мировой тенденции десакрализации, ограничения государства, а отечественное общественное сознание переживает глубокую ценностную деформацию и деградацию. При этом нарастает разрыв между «когортой» продвинутых, широко рефлексирующих людей и всеми остальными, а поразивший массовое сознание россиян «крымнашизм» с трудом поддаётся рациональному объяснению с позиций homo sapiens.

Чувства читателя, искренне считающего себя патриотом, в статье этого автора, опубликованной в академическом журнале «Общественные науки и современность» (№ 1, 2015), безусловно, задевает и оценка патриотизма как психологического прибежища для «маловменяемых, живущих в плену разного рода химер» людей на юго-востоке Украины. И квалификация украинских майданных событий исключительно как героического стремления её граждан вырваться из порочного круга «постсоветскости», в результате которого Украина стала мишенью для российского национального комплекса неполноценности.

Как показывают периодика и всё те же социальные сети, приверженцы таких взглядов образуют отнюдь не малочисленную группу. Как правило, они мыслят себя европейцами, которые сумели – или благодаря своей потомственной элитарности ещё со времён «железного занавеса» имели возможность – преодолеть извечные российские, в том числе ментальные ограничения.

Достаточно ли связи с отечественной почвой они сохранили при этом, чтобы судить непредвзято? Вопрос напрашивается, однако оставим его в стороне. Не стоит, полагаю, излишне торопиться и со столь популярными сегодня гневными речами о зловредных либералах.

Да, систему таких взглядов принято именовать либеральными. Но, сделав это наименование враждебным клеймом, приближаемся ли мы к реальному пониманию происходящего? Вовсе ли чужда нам ценность свободы? Не слишком ли дорого обходятся стране недоразвитость гражданского общества и гипертрофия государства? Какое всё-таки государство, так старательно избегающее идеологических терминов, построено сегодня в России? Действительно ли кругом враги, а мы, как утверждают иные отечественные публицисты, стоим на пороге третьей мировой войны? Или ползучее возвращение цензуры, имитация публичной политики, возрождение традиции публичных доносов и недоброй памяти ярлыков типа «иностранный агент», «враг народа» и «предатель Родины» необходимы для иных, прежде всего внутриполитических целей?

Попытки вновь и вновь вывесить мобилизующий лозунг «Отечество в опасности!», в конце концов, доводят ряд этих и многих других, непроизнесённых вопросов до того главного, который приходилось решать солдатам Великой Отечественной: за что и за кого, по чьему приказу я должен отдать свою жизнь на этой войне?

Если верить советской художественной литературе, в том числе одноимённому роману Юрия Бондарева, выбор у этих солдат был. Хотя не верящие считают, что их гнала в атаку на прекрасные немецкие пулемёты исключительно жестокая необходимость, подкреплённая сзади пулемётами чуть похуже. Но так или иначе, а сегодня ни у кого не повернётся язык называть Отечественной ни афганскую, ни чеченские войны, хотя они тоже принесли немало примеров воинского героизма. И с донбасскими событиями, несмотря на отдельные сопоставления и совпадения, пожалуй, стоит повременить…

Минувшие годы явили нам множество примеров манипуляции массовым сознанием. Инструментом такой манипуляции представляется мне и столь распространённое ныне противопоставление либералов и патриотов, разжигание борьбы между ними, встречное превращение друг друга в карикатуру, провоцирующее на обоюдные анафемы и взаимное шельмование.

Многие приверженцы разумной свободы наверняка считают себя патриотами. И, как показывают публикации, способны вполне здраво, без ярлыков размышлять об исторически обусловленных особенностях национального русского сознания, отдельной русской цивилизации, развитии русской общественной мысли, открытой для европейских веяний, и противостояниях XXI века, в том числе геополитических. А многие искренние патриоты вместе с ними наверняка не желают возвращения «железного занавеса» и ГУЛАГа. И разделяют необходимость критического осмысления прошлого и настоящего.

В политике Бог весть, а в литературном сообществе возможность сближения тех представителей обеих сторон, которые находятся в здравом уме и твёрдой памяти, мне кажется, уже который год демонстрирует наша Ассоциация писателей Урала.

Основа для полотна

Попробуем подытожить.

Несмотря на обострение дискуссий перед очередным юбилеем, Победа в Великой Отечественной войне сегодня является наименее спорным элементом советской и российской истории, а также родовой, семейной летописи многих жителей России и бывших советских республик. В том числе поэтому, а не только благодаря окрепшей ностальгии по временам СССР она остаётся главным и едва ли не единственным звеном, скрепляющим нас в России и за её нынешними границами. И как следствие – основой для воспроизводства нашей родовой памяти, национальной и социальной целостности, а также легитимности существующей власти, сохранения политической стабильности.

В том числе поэтому весь комплекс прежних представлений о Великой Отечественной войне и Победе сегодня проверяется на прочность. С одной стороны, его атакуют те, кому он мешает окончательно разъединить народы и территории старой России и прежнего Союза, выстроить новые мифы, которые закрепляют новый миропорядок, и нынешнюю Россию раскачать. С другой – его постоянно обстреливают новыми вопросами, которые создатели этого комплекса по тогдашним правилам предпочли обойти. С третьей – практически окончательно пресеклась живая связь поколений, и новой молодёжи передаётся лишь малая толика прежнего опыта и понимания.

В такой ситуации необходимо не только оберегать от целенаправленных диверсий прежние устои, но и находить новые убедительные ответы, а также формировать новые механизмы возобновления той самой связи и передачи.

Должна ли снова стать таким механизмом наша литература? По своей изначальной природе она, безусловно, такова. Но как реализовать её потенциал, если читателей становится всё меньше?

Снова и снова взывать к государству? Но интересуется ли оно сегодня стратегическими проектами, которые не дают немедленной отдачи? Современный инструмент управления массовым электоратом – телевидение, масс-медиа, медийные персоны. Зачем формировать прочные долговременные убеждения, если необходимы сиюминутные «правильные» реакции на избирательном участке?

Именно поэтому даже массовая литература сегодня отдана на откуп рынку. Хотите быть востребованы? Ну, попытайтесь встроиться в конвейерные форматы московских издательств – особенно хорошо это получается у детских писателей. Или напишите сценарий очередной серии про ментов или патриотического боевика про какую-нибудь спецслужбу, которая, не слишком напрягаясь, бодро расправляется с кучей врагов – пока что внешних. Правда, способных на это людей вполне хватает и там, где такие боевики производятся. Однако на памяти тоже есть как минимум пара успешных попыток, которые были предприняты в регионах.

Если же автор не желает становиться эпигонствующим подёнщиком или частью государственной пропагандистской машины, работает, так сказать, для народа и вечности – что ж, его право. Но тогда его нынешний удел – неформат и поиск единомышленников и спонсоров среди тех, кто столь же бескорыстно или даже со своим интересом понимает значение некоммерческой русской литературы. Как минимум для людей, которые не желают сливаться с массовкой.

Впрочем, и эта гордая позиция вряд ли избавляет от необходимости искать новые мысли и формы, созвучные как глубоким основам человеческой жизни, так и нынешнему дню…

В тех же украинских событиях, кроме прочего, можно увидеть результат именно стратегического просчёта российского государства в области культурной политики. Будут ли извлечены соответствующие уроки? Будет ли эта политика реально нацелена на формирование граждан, открытых миру и его достижениям, и в то же время сознающих себя частью большого Русского мира? Будет ли она осуществляться на уровне как всей страны, так и её регионов?

Системные ответы на эти вопросы появятся лишь тогда, когда искать их мы станем все вместе – и литераторы, и умные представители власти, библиотек, музеев, СМИ, некоммерческих организаций. А до тех пор что же – делай, что должно, и будь что будет…

Нынешней весной в Екатеринбурге подчистую спилили тополя, которые в 1945 году посадили в честь вернувшихся с фронта солдат выпускники Уральского университета. За 70 лет деревья сносились, деваться, по словам озеленителей, было некуда. Но на месте прежнего сквера, сохраняя память, насадили новый.

Похожее, на мой взгляд, происходит сегодня и с Великой Победой. Из прошлого и настоящего выходят и навиваются на её основу человеческие эмоции и поступки, желания и убеждения. И вот он – тот клубок, который можно превратить в полотно литературного текста.

Материала для таких полотен в истории той войны, ей предшествующих и следующих за ней – немерено. И его новые приращения также могут побудить нынешних и будущих писателей к художественной работе – в том числе, возможно, к созданию той самой эпопеи, которая так и не появилась в конце прошлого века.

Однако по каким новым рисункам соткутся эти полотна, зависит и от этих самых писателей. От их таланта, умения и желания чувствовать и писать, знать и думать не только о собственной яркой индивидуальности, но и о том, как и чем живёт мир. Тот самый, который у Толстого был через палочку с точкой…

Андрей РАСТОРГУЕВ

14,10.2015

К списку
Создание сайта