 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
Не снегом единым  Е СНЕГОМ ЕДИНЫММолодой поэт из Кузбасса Ирина Надирова ищет гармонию в сопротивлении мировому неустройству Сетевая рассыпуха все больше вытесняет из нашего чтения книги. Тем более поэтические, что выходят мизерным тиражом у авторов, не встроенных в издательско-торговую индустрию. Даже подлинные, которые всё труднее отыскать в потоке графомании. Вот и автор предисловия к первому сборнику молодого поэта Ирины Надировой «Снегоотточие», её земляк и поэт постарше Алексей Гамзов спешит уверить: стихи настоящие. «…Главное – …они наполнены. Редкий случай по нынешним временам… А если где-то и нескладно – так то не диссонанс дилетанта, а импровизация уверенного пользователя языка…» Соглашаться с последним утверждением лично я бы не спешил. На фоне действительно уверенного владения силлабо-тоникой, которое Ирина проявляет во многих стихах, иные провалы неточных или просто слабых рифм выглядят досадной небрежностью. Как и прозаизмы типа «Я могу использовать лишь ночь, // Чтоб тебе писать стихи без повода…» Те же стилистические шероховатости, правда, усиливают ощущение подлинности. Ибо привносят ощущение реального молодёжного разговора, что из-за того же недостатка чтения сегодня не в меру инфицирован канцеляритом. К счастью, от другой заразы – непечатной – остались всего два матерка. Однако не факт, что они выполняют высокую художественную задачу, потому избавиться можно было и от них. А вот заразу третью – англицизмы – Надирова использует вполне к месту, целенаправленно насыщая ими один из текстов: «…В век соевый ты скоро станешь соей. // Просоленный кусок ты сала, сори… // И до отрыжки, до отвала ешь – // Такой вот нынче хайп, такой вот треш. // Из обещаний строишь лабиринт. // Крути свой спиннер и читай свой гимн… // Нас палят, вырубают – ты не рад? // Молись, и жри, и тыкай в свой айпад…» От высокой поэзии этот текст, конечно, далековат. Однако вполне демонстрирует как способность Ирины к формальным поискам, так и страстный напор, который отмечает и оправдывает в её стихах Гамзов. Вот ещё: «Время – мятежных! Прилежным гореть в аду… // Время – оскалить зубы и в бой рвануть…» И всё же страстный выплеск энергии и представление, что история начинается с них – дело для молодых обычное. Как и боль от любовных неудач: «Чем роднее с тобой – тем больнее разрыв. // Платой мне – затемнение в лёгких…» Упоминание про лёгкие, как и в нескольких иных строчках, выглядит совсем свежим. Много ли надо чуткому человеку, чтобы поэтически освоить нынешние ковидные перипетии? Но даже если почва появилась гораздо раньше – нехватка гармонии в жизни весьма ощущается не фоне любых перипетий. Обретать эту гармонию в собственной душе, воплощать в стихах и через них передавать читателю – на мой взгляд, отнюдь не маловажная, если не главная способность поэта. И, судя по всему, эта способность у Ирины Надировой имеется. Безо всякого надрыва, например, автор вспоминает об Улан-Удэ: …мириться сумеркам надо с тенью: Листья под ноги падают в никуда. Там Селенга втекает в другие вены, Так же в другое время течёт Уда…» Именно наедине с природой, ощущая и впитывая её свободу, лирический герой чаще всего выравнивает своё дыхание: …Как же в тайге красиво сегодня утро! Вот где ещё мир стар и ветхозаветен. Не щебетанье птичье – я слышу уток... Ветер, меня обнимает свободный ветер!...» Именно здесь, прямо говорит автор, её «острая самоирония превращается в веру». И страсти эта природа отнюдь не лишена – но иного качества: Чистота и прохлада, и зелень прильнула к воде. Загорелые брёвна лежат и готовятся к сплаву. И движенье реки, этой ряби – как долго глядеть Я могу на замедленный ритм через неба оправу! Как расчерчено небо – и облаку некуда пасть! Вся гармония лета в масштабах вселенской купели. Чистота и прохлада. Любовь? Нет, по-моему, страсть. Сумасшедшая страсть – но не думай, не думай о теле... Похоже, к этой природе героиня Ирины – да и она ли одна по жизни? – тянется инстинктивно: «…Бесконечно люблю свой студёный космос, // Ибо космос во мне расцветал в начале…» В результате своя, пусть и тревожная, сопротивляющаяся гармония возникает в попытке передать видение и ощущение Кузбасса. Пускай поэтическая энергия и ослабевает в концовке: Серые отвалы – чёрный уголь. Лезь на котлован, смотри: луна! И она сейчас идёт на убыль – И Кузбасс идёт на убыль, на... Кладбище растёт. Растут коттеджи. Место ссылки – это где-то здесь. Но шахтёр работает прилежно: Жить тут можно – вопреки, вразрез… Даже когда мировое неустройство проявляется и в природе, её внутренняя соразмерность исчезает отнюдь не сразу. Как минимум до определённой грани: …Берёзы в платьях – Нежный, лёгкий ситец... Учусь за всё тебя благодарить. Но небо плачет, небо-очевидец, И об ушедшем времени кровит. Работают законы гравитации, Пока мой горизонт не запылён. Две стрелки обнимаются в двенадцать В начале и конце времён… А неустройства в мире и в открытой ему душе, понятно, хватает. От него – стихотворный портрет бомжа, который (и снова – только ли он?) потерялся во времени. И детское воспоминание о бегстве из родного города во время первой войны за Нагорный Карабах. И ощущение, что «…моё творчество – // Способность свой ад воскрешать. // Научите меня дышать…» И не вполне уверенная надежда на главного врача, не имеющего отношения к официальной медицине: «…Время – корвалол и водка. // Время, нас куда несёт? // Собирайте нас по сводкам, // Если время не спасёт…» Явно не лекарством, но средством уменьшить боль для героини Надировой становится снег. Прибегая к неожиданной индустриально-бытовой параллели, она говорит о своём желании «…Запенить мир, чтоб всюду снег лежал…» К той же субстанции обращается, пополняя бесчисленное множество вариантов поэтического представления отношений мужчины и женщины: «…Я жадно выпиваю этот снег. // Я в снег сама, наверно, превратилась… // Ты скажешь: – Моя девочка влюбилась. // А я тебе: – Мертвей меня здесь нет…» И, в конце концов, прямо заключает: «У Бога никогда не кончается снег. // У меня никогда не закончится любовь к снегу…» Заглавие книги тоже добавляет в этот ряд свои оттенки и вариации. И всё-таки не снегом единым. Поскольку есть ещё литература и сущностный вопрос, который занимает не только пишущих, но и просто мыслящих о времени, себе и вообще человеках: «Кто поймёт, // Почему он стихи читает, псалмы поёт? // Когда вроде и жить не хочешь, но надо жить…» В «Снегоотточии» есть несколько вариантов ответа. Самыми сильным мне показались такие: «Бумага впитывает поэта…» и «…Вот и поэзия чувствует истинный голод. // Ты понимаешь, как время сквозь душу сквозит…» Ну, и без Александра Сергеевича, конечно, никуда – вкупе с должной иронией по отношению к себе да и ко всей литературе в её нынешнем состоянии: «…Пускай мы эту чушь нескладно // То пишем, то вообще несём // Планшетно, кнопочно, айпадно – // Он наше всё…» Ирония не бездумно кислотная, а в меру лёгкая, с глубиной понимания. Человек, уже прошедший первую часть пути своего поэтического и личностного становления, вполне имеет право на такую. Судя по «Снегоотточию», Ирина Надирова её прошла. Этот сборник показывает не только и не просто результат, но маршрут движения. И во время работы над собой наверняка, как это всегда бывает, собирал, делал цельным и самого автора. Собственно, для того в нынешнюю пору сетевой рассыпухи и нужна книга – в том числе её читателям. Андрей Расторгуев ("Огни Кузбасса", 3/2021) 16,07.2021 |
